ХАРИСА И ДЭВЫ-РАЗБОЙНИКИ

Одно время прошло, другое время пришло. Стояла весна. Ранняя стояла весна.

— Кери-Торос! — молвил Давид. — На дворе весна. Пора пахать, пора сеять, пора стадо выгонять на пастьбу, пора пастухам приниматься за дело. Нас сорок едоков, сидим мы на твоей шее. Неужто обязан ты всех нас кормить? Отдай нас в работники. Авось заработаем на кусок хлеба.

— Ну и шутник же ты, Давид! — сказал Кери-Торос. — Какой из тебя работник?

— Чем же я не работник? — с сердцем сказал Давид. Кери-Торос рассмеялся.

— Э, да отстань ты от меня, сумасброд! Подумаешь, работник! Слушай, малый: если даже ты целый год погоняешь стадо и заработаешь мерку проса, если даже я свезу просо на мельницу, смелю и муку домой привезу, если даже тетка твоя из той муки хлеб испечет и достанет его из тонира, если даже ты хлебец мне дашь и скажешь: «Кери! Это я заработал, на, поешь!» — и тогда я тебе не поверю!

Обиделся Давид, осерчал.

— Ах, так ты мне не веришь, Кери-Торос? Веди меня куда хочешь, отдавай в пастухи.

Кери-Торос знал: Давида не переупрямить. Взял он с собой Давида, пошел в соседнее село Дашту-Падриал, отдал Давида в пастухи и сказал ему в назиданье:

— Гоняй, милый, стадо за Сасун-гору, — там есть пастбище, там Белый камень, а под камнем родник. Паси скот до полудня, а потом пригоняй его к роднику на водопой. Но смотри не гонись за теми, что резво бегут!

— Не погонюсь, Кери-Торос, — молвил Давид. — Теперь я уже знаю: быстробегущие — то не домашние животные, а дикие звери. Ну и пусть убираются к черту!

— Вот молодец! — сказал Кери-Торос и, поцеловав Давида, пошел домой.

На заре Давид погнал сельское стадо за Сасун-гору. Стадо пустил пастись, а сам срезал себе дубинку, положил на плечо и стал впереди стада.

Так Давид пас свое стадо до самого обеда, затем пригнал его к роднику, напоил, а потом в село пригнал. Сельчане диву дались.

— Давид! Ведь еще только полдень. Чего ж ты стадо домой пригнал?

— А когда же пригонять? — спросил Давид.

— К вечеру, — отвечали они, — на закате солнца.

На утренней заре опять выгнал Давид стадо на пастбище. Смотрит: еще семь стад пригнали сюда из других сел. Он возьми да и смешай все семь стад со своим стадом.

Подошли к нему пастухи из тех семи сел и спросили:

— Давид! Зачем ты наши стада со своим стадом смешал?

— Что такое? Ваши стада? — переспросил Давид. — Да нет, это из моего стада скотина тут ночевала.

— Нет, Давид-джан, — возразили пастухи. — Это наш скот, а не твой. Твое стадо — из одного села, наши — из других.

— Коли так, — молвил Давид, — давайте брататься! Побратались.

— Давид! — сказали пастухи. — Мы тебе сплетем навес из ветвей, а ты ложись и спи. Мы постережем твое стадо до вечера, а вечером ты его угонишь домой.

— Нет, ребята, — молвил Давид, — нынче весна, скот отощал, дожди идут, всюду невылазная грязь, — скотина завязнет, погибнет. Мне спать нельзя — я должен скот из грязи вытаскивать.

Давид каждый день семь, а то и восемь животных из грязи вытаскивал. Свяжет корове ноги, под веревку дубину проденет, взвалит корову на спину и притащит в село. Хозяйки благословляли Давида, говорили:

— Коль трудился — будь сыт, а и не трудился — все равно будь сыт! Угощали они Давида на славу. Давали ему хлеба, яиц, яичницей его кормили, следили, чтоб он всегда был сыт. Все село не могло нахвалиться Давидом.

— Не бывало еще у нас таких пастухов! — говорили селяне.

А Давид так усердно пас сельское стадо, что за весну животные жиру нагуляли, откормились. Коровы много молока давали, волы пахали без устали.

Однажды Давид гнал стадо домой, смотрит — высокая скала сорвалась с Сехансара и катится вниз. Чуть стадо не задавила и не пошла на село. Давид подбежал и обеими руками схватил скалу. Скала остановилась и застыла на месте. Отпечаток ладони Давида остался на камне. С той поры камень этот так и зовется: Давидов камень.

Пришел богородичный праздник.

В этот день сасунцы идут в монастырь Богородицы-на-rope Богу молиться. Кто побогаче, тот заказывает обедни, молебны о ниспослании урожая, харису варит, а как служба отойдет, все богомольцы идут к нему есть харису.

В день праздника Давид свое стадо на зорьке угнал в горы, досыта накормил, а затем пригнал к Белому камню. Пастухи из семи сел были уже в сборе. Они смотрели, как сасунцы — и стар, и млад, и князья и простые крестьяне — взбирались на вершину горы.

— С самого утра всё идут и идут... — молвил Давид. — И куда это они идут? Что там, на верху горы?

— Нынче праздник, Давид-джан, — отвечали пастухи. — Они идут Богу молиться. Прогневался на нас господь, засуху послал. Они войдут в храм Божьей матери, в жертву скот принесут, сварят харису, сыграют на зурне, станут бить в бубен, потанцуют, харису съедят — и по домам.

Один из пастухов вздохнул:

— О-хо-хо! Мы вот тут от скота не можем на шаг отойти, а они харису едят. Сходил бы кто-нибудь из нас в монастырь и принес харисы — мы бы хоть по ложке съели!

Пастухи переглянулись. Никому не хотелось идти за харисой. Наконец Давид сказал:

— Вы мое стадо постерегите, а я пойду. Столько харисы принесу, чтобы каждый из вас до отвала наелся. Но если из моего стада хоть одним хвостиком убавится, я всем семерым снесу головы.

Ну кому же из пастухов не жалко своей головы?.. Сидят они в страхе, глядят, чтобы ни одним хвостиком в Давидовом стаде не убавилось.

Давид поднялся на гору, подошел к монастырю, спросил, где варят харису.

— Во-он там! — указали ему.

Пошел Давид, смотрит: на тонире котел о семи ушках стоит, хромая женщина в котле харису помешивает.

— Нанэ! Дай мне чуточку харисы, — попросил Давид. — Вон там, у Белого камня, собрались пастухи из семи сел. В селе нет никого бедней пастуха. Дай мне самую малость харисы — я снесу пастухам, и мы поедим за твое здоровье.

— Пошел прочь, сумасброд сасунский! — крикнула женщина. — Разве ты не знаешь, что служба в церкви не кончилась? Погоди, выйдет народ из церкви, придет священник, освятит харису — вот тогда и поедим.

— Нанэ! — молвил Давид. — Я свое стадо бросил на тех пастухов. Боюсь, они недоглядят и скот потравит луга и посевы. Некогда мне ждать, дай харисы!

— Не дам, — отрезала хромая женщина. — Пока священник не придет, харису не освятит — не дам. Придут богомольцы, поедят, остатки тебе отдам, а ты их пастухам отнесешь.

— Нанэ! — сказал Давид. — Остатки собакам бросают. Разозлился Давид, снял с тонира котел, продел дубинку в ушки, весь хлеб сунул себе под мышку, а еще взял он у женщины семь ковшей.

— Это у нас будут ложки, — сказал он. — А теперь да примет Господь вашу жертву! — примолвил Давид и семимильными шагами к пастухам зашагал.

Хромая женщина в церковь вбежала и завопила:

— Эй, люди! Иль вы не чуете? Сасунский сумасброд Давид сюда приходил, харису, хлеб — все забрал и унес!

— Пойдем отколотим сасунского голяка, харису у него отберем! — загомонила толпа.

Но тут вмешался один старик.

— Не советую я вам, добрые люди, с ним связываться, — молвил он. — Давид — сын Мгера; он сумасброд, но и богатырь. Коли хватит у вас сил котел о тридцати ушках втроем поднять, тогда идите на Давида, а не хватит — лучше не ходите: разгромит он вас, искалечит, опозорит. Жалко мне вас!..

Пришел Давид к Белому камню, котел с харисой поставил на травку, хлеб положил тут же и крикнул пастухам:

— Ребята! Идите харису есть!

Пастухи сидят ни живы ни мертвы, к харисе не подходят, не едят.

— Те-те-те! — сказал Давид. — Знаю я, отчего вы носы повесили: я харисы принес, хлеба принес, а соли и масла взять позабыл. Нету у нас ни масла, ни соли... Ну что ж, сейчас поешьте харисы, а вечером придете домой, масла и соли поедите в прибавок.

Один из пастухов ему на это сказал:

— Нам не до харисы, Давид, нам не до соли и не до масла! Как нам не вешать носы? Когда ты ушел на святую гору, пришли сюда сорок дэвов-разбойников и сорок коров из стада угнали.

— Вот тебе раз!.. — воскликнул Давид. Призадумался, но тут же встряхнулся и сказал пастухам: — Ничего, ребята, ешьте харису, а я побегу за дэвами. Куда они коров повели?

— Во-он туда! — молвили пастухи. — Гору перевалили.

Давид с дубинкой на плече двинулся в путь, перевалил гору. Шел, шел, пока не дошел до незнакомой горы. Смотрит — из пещеры дым валит. Давид пошел прямо на дым и дошел до пещеры. Что же оказалось?

Дэвы сорок коров сюда привели, прирезали, мясо побросали в котел о сорока ушках, котел над костром подвесили, и в котле забурлила вода.

Схватил Давид котел о сорока ушках и прямо на огонь опрокинул. Потом собрал все сорок коровьих шкур, в котел побросал, подошел к пещере, заглянул внутрь. Смотрит: все сорок дэвов здесь собрались.

Кто на ковре разлегся и спит, кто на зурне играет, кто свою палицу чинит.

Завращал глазами Давид, огляделся по сторонам, повернулся, пошел прочь от пещеры. Схватил огромный утес, тем утесом завалил вход в пещеру, чтобы дэвы не вышли, не убежали, и закричал грозным голосом. Крик его на дэвов ужас навел. Старший дэв сказал:

— Ой, беда! Это Мгеров сын, Давид Сасунский. Вставайте, поклонитесь ему, в верности поклянитесь, а не то он нас всех перебьет!

Дэвы стали по одному выходить. Давид всем им шеи свернул, головы пооторвал, побросал. Всем сорока уши поотрезал, в одну яму швырнул, а сам в пещеру вошел. Одна комната в этой пещере была полна золота, другая полна серебра, в третьей высились горы драгоценных камней. С тех пор как скончался Мгер, дэвы много раз на Сасун нападали, грабили его, добычу свозили сюда и сваливали в этой пещере.

— Ой-ой-ой!.. — молвил Давид. — Это же все наше, сасунское добро!

Прошел он еще в одну комнату, а там был привязан красивый жеребенок.

— Хорош! — сказал Давид; остановился, оглядел жеребенка, мысленно распределил добычу, пастушескую свою суму наполнил золотом, вышел из пещеры, продел дубинку в ушки котла, котел взвалил на спину и пошел туда, где варили харису. Там он вдоволь наелся харисы, собрал селян из семи сел и обратился к ним с такими словами:

— Тише! Слушайте, что я вам скажу! Этот большой котел я даю вам взамен малого вашего котла. Возьмите золото и распределите между собой — это вам возмещение за коров, которых дэвы угнали и зарезали. А вот вам шкуры сорока ваших коров. Но только вы эти шкуры себе не берите! Отдайте их бедным — пусть обувь себе из них сделают, пусть носят и молятся за упокой души моего отца. Горе вам, — добавил Давид, — если вы у братьев моих, пастухов, отымете хоть одну горсть проса, которое им причитается за работу, — Давид разрушит ваши дома!

Селяне в один голос ему ответили:

— Да что ты, Бог с тобой! Не обидим мы твоих братьев, иди себе с миром!

...Давид пошел к пастухам, отделил свое стадо, пригнал его в Дашту-Падриал.

— Забирайте скотину! Больше я вам не пастух! — крикнул он. Хозяева разобрали скот, а Давид отправился в Сасун, пошел прямок Кери-Торосу и спросил:

— Кери-Торос! Сколько мужчин у нас в доме?

— Вместе с тобой, если и тебя за мужчину считать, будет сорок мужчин, — отвечал Кери-Торос.

— А сколько чувалов у нас?

— Вместе с твоим, если и твой чувал чувалом считать, будет сорок чувалов.

— Кери-джан! — молвил Давид. — Ты только не сердись. Созови всех мужчин, мы возьмем сорок чувалов и пойдем за золотом.

— А, пошел ты, собачий сын! — прикрикнул на Давида Кери-Торос. — Ты горсточки проса домой не принес, где же ты возьмешь сорок чувалов золота?

— Кери! — молвил Давид. — Я столько золота принесу, что ты и сам будешь жить не тужить, и семь нисходящих колен твоих будут жить в свое удовольствие. Да и потом, до каких пор мне в пастухах-то ходить?

Рассердился Кери-Торос.

— Полно тебе, малый, вздор городить! — сказал Кери-Торос. Разгневался Давид. Развязал пастушескую свою суму и высыпал золото к ногам дяди.

Диву дался Кери-Торос.

— Ой, Давид, свет очей моих! Неужто ты сорок дэвов убил?

— Вот ей-Богу, убил! — отвечал Давид.

Все сорок мужчин взяли сорок чувалов, вывели из стойл сорок мулов и пошли. Вел, вел сасунцев Давид, перевалил через гору Сехансар и привел к пещере дэвов. И тут все увидели мертвых дэвов. Распухли дэвы и стали похожи на Похский холм.

Пачкун Верго вывел своего мула из каравана и дал тягу. Вслед за ним и другие, как увидели мертвых дэвов, собрались было дунуть, но Давид остановил их:

— Куда вы, дурачье? Я от живых дэвов не убежал, а вы от мертвецов удираете? Не бойтесь! Я их всех до одного уложил. Коли не верите, поглядите на их отрезанные уши!

Беглецы повернули назад и увидели: глубокая яма доверху набита отрезанными ушами сорока давов.

Тут все приободрились и погнали мулов к пещере. Давид отвалил от входа в пещеру утес, взял с собой Кери-Тороса, Горлана Огана, Пачкуна Верго и вошел в пещеру. Как увидели Давидовы спутники груды золота, ошалели от радости, ног под собою не чуют. Забрали все, сколько там его ни было, золото, серебро, драгоценные камни, набили чувалы, навьючили мулов и возвратились в Сасун.

Теперь сундуки у сасунцев ломились от сокровищ.

В море золота плавал Сасун.

А Давид, кроме жеребенка, ничего в добычу себе не взял.