ХАНДУТ-ХАТУН

От Сасуна до Чажвана — семь дней пути, от Чажвана до моста через реку Бандымаху — семь дней пути, от моста до Капуткоха — семь дней пути.

Давид помчался на Джалали, к завтраку доскакал до Чажвана; там перекусил, опять сел на коня, в полдень приблизился к Бандымаху. Недалеко от реки была деревня Горцот. Семеро плугарей из этой деревни пахали поле Чымшкик-султан. Как раз в это время плугари сели обедать. Приблизился к ним Давид и сказал:

— Добрый день, плугари!

— Здорово! — отозвались плугари.

— Бог вам в помощь!

— Спасибо, — отвечали плугари. — Подсаживайся к нам, путник, гостем будешь, кушай на здоровье!

— Благодарствуйте, — молвил Давид. — Я тороплюсь. Если я присосежусь, вам ничего не останется. Кушайте сами!

Пожилой плугарь сказал:

— Божий человек! Мир плугом кормится. Статочное ли это дело — мимо плуга голодным пройти? Нет, брат, присаживайся! Поглядим, сколько ты умнешь, поглядим, как это ты ничего нам не оставишь!

Сошел Давид с коня, разнуздал его, чтобы вольней было ему пастись, сел, прислонился к повозке и молвил:

— Ну, воля ваша!

Принесли пастухи котел о семи ушках, в котором у них был приготовлен плов на семь дней, и поставили перед Давидом. Рядом положили хлеб, тоже на семь дней, и подмигнули друг другу: поглядим, мол, сколько он съест!

Давид клал один лаваш на другой, на них — два ковша плова, потом скручивал их жгутом, два раза откусывал — и двух лавашей как не бывало. Плугари подталкивали друг дружку локтем и пересмеивались втихомолку. А Давид весь их семидневный запас съел подчистую, запил водой, которую плугари тоже на семь дней себе запасли, сел на коня, попрощался и — в путь.

— Ой-ой-ой!.. — воскликнули плугари. — Что же он наделал? Съел без остатка наш недельный запас! Нам еще целую неделю здесь работать — кто же нам даст хлеба и воды? В деревню пойти, там скажут: «Вы что, волки, что ли? Недельный запас в один день сожрали?» Сказать, что путник подсел и все съел, — не поверят. Как же нам быть?

Давид услышал этот их разговор, обернулся к ним и сказал:

— Вы тут пока отдохните, а я за один час вспашу, сколько вам за неделю вспахать полагается, и дело с концом!

— Как это ты вспашешь?

— Очень просто. Как я семидневные ваши запасы сразу подчистил, так и семидневный ваш труд сразу окончу.

Связал Давид все семь плугов, сел на Конька Джалали, цепь на руку намотал, проехал до конца поля, вернулся обратно — полполя вспахал.

— Ну что? Теперь убедились? — спросил он. Плугари в изумлении переглянулись.

— Тут твое умение ни при чем, — заметил молодой плугарь. — Это сила твоего коня.

При этих словах Давид соскочил с Джалали, намотал на руку цепь и за полчаса оставшуюся часть поля вспахал.

— А теперь что скажете? — спросил он. Плугари рты разинули от удивления.

— Ну и ну! — сказали они. — Ох и силища у тебя, Божий человек! Ты словно Давид Сасунский.

Рассмеялся Давид:

— А я и есть Давид Сасунский! У плугарей глаза на лоб полезли.

— Так ты Давид Сасунский?

— Клянусь Богом, я Давид Сасунский! А это мой Конек Джалали! Обрадовались плугари, окружили Давида.

— Давид! — сказали они. — Слыхом мы про тебя слыхали, а видом не видали. Наш недельный запас пусть будет тебе во здравье! Куда бы ты ни пошел, да не споткнется о камень твоя нога! Да зеленеет зелень и да цветут цветы на твоем пути! Никогда не ведай печали! Да исполнит Господь желание твоего сердца!

Пока Давид уплетал недельный запас еды, который себе наготовили плугари, молодой плугарь сел на коня, поскакал к Чымшкик-султан и рассказал ей про необыкновенного этого пахлевана.

«Это, уж верно, Давид, — подумала Чымшкик-султан, — пришел, моего хлеба поел и ушел к Хандут-хатун! Хандут-хатун!.. Подумаешь, важная птица!.. Да она мизинца моего не стоит!»

В это время мимо ее дворца проезжал по улице Давид.

Чымшкик-султан окликнула его, остановила, вышла на улицу, взяла Давидова коня под уздцы и спросила:

— Куда путь держишь, Давид?

— В Капуткох.

— Я знаю, ради кого ты туда едешь. Гусаны мне всё рассказали. Слезай с коня и пойдем ко мне — закуси, отдохни. Капуткох от тебя не убежит.

Чымшкик-султан была красавица и говорить умела красно. Чары ее подействовали на Давида — сошел он с коня, поел, семилетнего гранатного вина выпил, захмелел и уснул...

Проснулся Давид ни свет ни заря, и стали его мучить угрызения совести, и взяло его зло на себя.

«Что же я наделал! — подумал он. — Мой народ обмануть нельзя. Почему же меня обманули сладкие речи этой женщины?»

— Давид! — сказала Чымшкик-султан. — Останься у нас еще на денек!

— Нет! — отрезал Давид. — Один раз ты меня уже обманула — довольно!

— Давид! — продолжала Чымшкик-султан. — Ведь мы с тобой кольцами обменялись!

— Наши кольца обменяли мой дядя и твоя мать, — возразил Давид. — Неделю тому назад я твое кольцо отослал обратно.

С последним словом Давид сел на коня и поскакал.

Чымшкик-султан вслед ему поглядела.

— Ну погоди ж ты у меня, косноязычный Давид!.. Приехал, приворожил меня, а теперь едешь жениться на Хандут?.. Вот я тебе покажу Хандут-хатун! Подумаешь, важная птица! Да она мизинца моего не стоит!..

С той поры Чымшкик-султан стала недругом Давида, его супротивницей. Три дня сидела Хандут-хатун под окном, все поджидала Давида.

На четвертый день, когда солнце стояло уже высоко, смотрит Хандут-хатун — между небом и землей, полыхая огнем, мчится всадник.

«Это, уж верно, Давид», — подумала Хандут и обратилась к привратнику:

— Гамтол! Запри скорее ворота. Сейчас всадник подъедет. Только успел Гамтол руку протянуть к воротам, а Давид уже тут как тут. Кто ни посмотрел бы в тот миг на Давида и на Джалали, всякий сказал бы: «Крепость взгромоздилась на крепость». Давид осадил Джалали под самым окном.

Как увидела Хандут-хатун Давида, сердце запрыгало у нее от радости, и она бросила Давиду яблоко. Давид поймал яблоко, понюхал, взглянул на Хандут, да так и обомлел. «Хандут-хатун может солнцу сказать: «Солнце, заходи! Я вместо тебя буду светить». Гусаны и половину ее красот воспеть не сумели», — подумал Давид.

А Хандут-хатун затворила окно и скрылась в глубине комнаты. Давид направился к воротам, смотрит — грозный пахлеван с тяжелой палицей в руке стоит у ворот. Давид со страху ему поклонился. Гамтол ответил поклоном на поклон.

— Вот те на! — сказал он. — Уже сорок лет, как я здесь привратник, а никому еще на поклон поклоном не отвечал. Нынче Давида Сасунского увидел и со страху ответил ему на поклон.

А Давид ему в ответ:

— Ну, слава Богу! Раз и ты со страху мне поклонился, стало быть, беды в том нет, что и я со страху поклонился тебе. Вот если б ты со мной не поздоровался, обида меня бы сглодала, сжила бы со свету.

— Милости просим, брат мой Давид, добро пожаловать! Ты к нам зачем?

— Я приехал свататься к Хандут-хатун. Как бы мне ее повидать?

— Хандут-хатун по пятницам с сорока своими прислужницами выходит в царский сад погулять. Нынче как раз пятница. Иди в сад, там ты ее и увидишь.

— Как тебя звать? — спросил Давид.

— Гамтол, твой слуга.

— Гамтол! Ты назвал меня: «Брат мой Давид». Давай побратаемся!

— Я лучше, чем ты, брата себе не найду, — молвил Гамтол. — Коли ты женишься на Хандут, возьмешь меня в посаженые отцы?

— Мне лучше, чем ты, посаженого отца не найти, — отвечал Давид.

Подъехал Давид к царскому саду, пустил коня пастись среди роз и рехана¹, а сам лег у Родника бессмертия и уснул.

Пришла Хандут с сорока прислужницами, смотрит — Давид спит у Родника бессмертия, а конь пасется среди роз и рехана.

Рассердилась Хандут-хатун.

— Экий невежа Давид Сасунский? — сказала она. — Мой сад — это что, пастбище для него? Сам разлегся, а его конь топчет розы мои и рехан. Птица на крыле, змея на животе не смеют к моему саду приблизиться. Видно, Давид об ста головах, что в сад мой проник. Скажите: пусть уезжает. Но только дайте ему сначала поесть. Голодного выгнать жаль.

Прислужницы принесли Давиду поесть. Давид искупался в Роднике бессмертия, поел, попил, а затем обратился с вопросом к прислужницам:

— Как поживает ваша Хандут-хатун? А прислужницы ему на это:

— Наша Хандут-хатун говорит про тебя: «Как он посмел въехать в мой сад, как он дозволил коню своему розы мои и рехан топтать?» Хандут-хатун велела тебе убираться вон. А не то...

— Коли ваша Хандут-хатун хочет, чтобы я уехал отсюда, — перебил их Давид, — зачем же она поесть мне дала? Нет, я отсюда никуда не уйду. Передайте вашей Хандут: пусть поступает со мной как ей заблагорассудится.

Прислужницы удалились. Давид подозвал Гамтола.

— Гамтол! Где бы поставить коня? — спросил он.

— Брат мой Давид! — отвечал Гамтол. — Кони пятидесяти пахлеванов стоят вон в той конюшне. Поставь и ты там своего коня.

Давид отворил ворота конюший, разнуздал Джалали и сказал:

— Ну, иди! Коли ты одолеешь коней, стало быть, я одолею хозяев. Конек Джалали с торжествующим ржаньем вбежал в конюшню.

Все пятьдесят коней в страхе прижались к стене. Джалали всю их люцерну съел. Весть о том конюхи поспешили Хандут-хатун принести,

— Конь себя показал, — молвили они. — Теперь поглядим, каков хозяин.

Когда Хандут-хатун бросила Давиду яблоко из окна, все пятьдесят пахлеванов разобиделись.

— Мы уже семь лет сохнем по ней и таем, — сказали они, — а она на нас никакого внимания. А этот репоед сасунский не успел с коня сойти — она ему яблоко бросает! Мы не позволим заике Давиду восторжествовать над нами.

Вошел Давид в палату. Там пятьдесят пахлеванов вино пили. Рядом с Давидом они выглядели малыми детьми. Как посмотрели они на Давида, сердце у каждого из них упало, и они между собой уговорились:

— Давайте напоим его и убьем. Иначе плохи будут наши дела. Навряд Хандут кого-либо из нас ему предпочтет.

Пригласили они Давида, усадили, семилетнее гранатное вино разлили и протянули чару Давиду.

— Добро пожаловать, Давид! — сказали они. — Выпей за здоровье Хандут-хатун!

Давид исподлобья взглянул на них и сказал:

— Разве я воробей, чтобы меня из наперстка поить? Есть у вас карас²? Принесите, я его весь опорожню, чтобы легче стало на сердце.

Принесли карас, поставили перед Давидом, заместо чары дали ему большущий медный кувшин Давид семь кувшинов вина осушил, захмелел, голову свесил на грудь.

Тут пахлеваны — мечи наголо, сейчас голову отрубят Давиду. А Гамтол, стоя в дверях, увидел это и крикнул:

— Брат мой Давид, брат мой Давид! Вокруг твоей головы мухи роятся, отгони их!

Давид поднял голову. Пахлеваны мечи под скатерть сунули.

Но Давид был пьян, и голова у него сама собой опять свесилась на грудь. Тогда пахлеваны опять мечи свои вынули.

А Хандут-хатун взобралась на чердак и через оконце в кровле наблюдала за коварными действиями своих женихов. Перед ней стояла корзина с орехами. Когда Давид опускал голову, а пахлеваны вынимали мечи из-под скатерти, Хандут бросала сверху орех, орех падал, на медный поднос, поднос звенел, Давид просыпался, голову подымал, пахлеваны снова прятали под скатерть мечи, снова бледнели и мелкою дрожью дрожали. Так Хандут-хатун все орехи по одному сбросила в палату. Наконец хмель соскочил с Давида, и он сказал слуге:

— Возьми скатерть и принеси мне поесть. Но так, чтобы ни одна хлебная крошка на пол не упала, — бросать хлеб на пол грешно!

Хотел было слуга взять скатерть, но пахлеваны его остановили:

— Не трогай скатерть! Иди за едой.

— Что?.. — спросил Давид. — Скатерть должна идти за едой или же еда за скатертью?

Сдернул Давид скатерть и видит: перед каждым пахлеваном обнаженный меч.

— Что это значит?.. Зачем перед вами мечи?

— Это наши мечи.

— Ими хорошо в огороде землю копать! Дайте их сюда. Пахлеваны отдали Давиду мечи. Давид все мечи с одного разу об колено переломил, обломки отдал Гамтолу.

— Сложи-ка ты это в мой чувал, — сказал он. — Сталь добрая, я из нее моему коню подков наделаю.

Пахлеваны в ужасе выскочили из палаты.

— Иди сюда, Гамтол! — крикнул Давид. — Дом достался нам с тобой, а куры пусть во дворе гуляют.

Хандут-хатун между всеми женихами своими отличила Давида.

— Пригласи Давида ко мне, — велела она прислужнице. — А те пятьдесят пахлеванов пусть внизу пообедают.

Давид поднялся в покои Хандут, и как скоро увидел он ее — не мог удержаться: обнял и поцеловал в лоб. Но от этого поцелуя жар в нем не остыл, и он поцеловал ее в щеку. Но и тут не остыл в нем жар, и он поцеловал ее в губы.

Размахнулась Хандут-хатун — и бац Давида кулаком по лицу! У Давида кровь из носу хлынула.

— За что ты меня? — спросил Давид.

— За дело! — отвечала Хандут. — Мой отец не хуже твоего. Лев ли то, львица — всё лев. Когда ты поцеловал меня в лоб, я сказала себе:

«Это награда за то, что ему пришлось долго ехать ко мне». Но зачем ты поцеловал меня в губы? Царь Шапух и пахлеван Гамза сватов послали к моему отцу. Завтра они придут, тебя отстранят, меня увезут, да еще попрекать начнут, что с тобой, с репоедом сасунским, зналась.

При этих словах Давид разгневался, выбежал из покоев Хандут наружу и крикнул:

— Брат Гамтол! Выведи моего коня. Гамтол вывел Конька Джалали из конюшни.

Давид вскочил на коня и тронул поводья. В это время Хандут-хатун выбежала из дворца, коня за узду схватила.

— Давид, остановись! — крикнула она.

Давид вырвал узду у нее из рук и поскакал. Хандут со слезами пошла за ним и все умоляла его вернуться.

Но Давид не вернулся.

А Хандут все шла и шла, так долго шла, что туфельки у нее стоптались, разодрались, с ног соскочили. Тогда Хандут-хатун пошла за Давидом в одних чулках. Так долго шла, что и чулки у нее разодрались и слезли с ног. Тогда Хандут-хатун за Давидом пошла босиком. Так долго шла, что ноги себе поранила, из ран кровь текла и окрашивала в красный цвет колючки и камни.

А Давид все ехал, ехал и назад не оглядывался. Хандут-хатун наступала на следы от конских копыт — ямы вмиг наполнялись кровью. Хандут-хатун, ступая по земле окровавленными босыми ногами, шла за Давидом и звала его:

— Давид, остановись, ради Бога! Подожди меня! Обернись, взгляни на меня, только взгляни — и поезжай дальше!

Наконец Давид остановил коня, обернулся и увидел, что девушка бежит за ним босиком. «Вот так так! — подумал он. — Хандут-хатун отродясь босиком не ходила, а нынче босая бежит за мной и следы копыт моего коня окрашивает кровью...»

Подбежала Хандут-хатун и схватила коня за узду.

— Давид! — сказала она. — Не губи меня, не бери греха на душу! Ты видишь мои раны? Сжалься надо мною, вернись! Чудной ты, Давид! Ну за что ты на меня обиделся?

— Как же не обидеться! — воскликнул Давид. — Я за тобой прискакал из Сасуна. Такой долгий путь проехал ради тебя! Стоило мне тебя поцеловать — ты меня бац по лицу, аж кровь потекла. Всякий бы на моем месте обиделся.

— Давид, ненаглядный ты мой, не осуждай меня! — сказала Хандут-хатун. — Пятьдесят пахлеванов вот уже семь лет живут в моем доме, и никто из них еще не видел, какова я с лица. А ты только пришел, поздороваться не успел — полез целоваться, осрамил меня. Так нельзя! Я тебя позвала в мой покой для беседы. Мы бы друг дружку послушали, узнали друг друга, сблизились, обо всем договорились, а уж тогда...

Устыдился Давид.

— Хандут! Придумай мне любое наказание!.. — сказал он.

— Давид! — молвила Хандут-хатун. — Я дала себе слово: пока грудь моя дышит, я босиком пойду за тобой до Сасуна, до Мсыра, на край света!

Тут Давид подхватил девушку, посадил ее на коня, и воротились они в Капуткох.

Рехан - душистая трава.

Карас - большой глиняный сосуд для хранения вина.